Поручик Лукаш зло хлопнул рюмку рома, начисто забыв про кофе. Ему стало жутко. Он внезапно понял, что если в Чехии провести конкурс идиотов, Швейк не сумеет пробиться даже в первую тысячу. От этой мысли неуютно сосало под ложечкой и хотелось напиться. "Бравый солдат Швейк 100 лет спустя". (Я. Гашек, из неизданного).
Пятничным вечером в трактире «У Чаши» было скучно. Трактирщик Паливец задумчиво протирал бокалы, Швейк с Мареком раскидывали марьяж, старший писарь Ванек меланхолично листал «Лидове новины», поручик Лукаш за кофе с ромом коротал время в ожидании супруги шопроньского торговца скотом, которой намеревался показать башни Пражского Замка (уже по тому, что роман достиг столь важной стадии, мы можем заключить, что от услуг Швейка в качестве почтальона поручик благоразумно отказался). Повар-оккультист Юрайда заглянул на мгновение и, многозначительно промолвив «Форма есть небытие, а небытие есть форма», скрылся в недрах кухни, сальным шкварчанием и шумным дыханием печи напоминающей милую его сердцу Ямапутру. Сапёр Водичка, утомлённый вчерашней беседой с венгерскими гонведами, крепко спал, уткнувшись в начисто сбитые кулаки. Толстяк Балоун уже приговорил миску брынзовых страпачек со свиными шкварками, умял целый круг крупянки, похожей на свернувшегося боа констриктора, и теперь умильно косился на пару недоеденных Водичкой утопенцев. Он было даже провёл разведку боем, но грозное «Плохо ты, брат, мадьяр знаешь!» задушило эти поползновения на корню. Иных признаков жизни сапёр не подал, но впечатлительному Балоуну хватило и этого. Он сидел тише воды и бросал на масляно поблёскивающие шпикачки такие взгляды, какие бросает тенор на оперную диву, уезжающую в кабриолете с владельцем мыловарни.
- Взорвали, значит, склад-то наш, - промолвил Ванек, перелистнув страницу.
- Какой склад, пан Ванек? - откликнулся Швейк, побивая червонного валета тузом. - Я знаю два склада: склад НАТО в Пардубице и ещё склад НАТО в Чаславе. Ни один ни чуточки не жалко.
- Склад боеприпасов во Врбетице, - ответил Ванек. - Говорят, его взорвали русские.
- Враг коварен, - заметил Марек, задумчиво глядя на свои карты. - Мы ведь сделали всё, чтобы этого не допустить. Посадили надёжного, почти не глухого сторожа, убрали со склада всех рабочих, чтобы диверсант не мог среди них затеряться. Наконец, вывезли половину товара на базу столь тайную, что её местоположение неизвестно ни военному ведомству, ни даже налоговой службе. Но безжалостных русских это не остановило.
- Это напомнило мне одну историю… - сказал Швейк.
При этих словах, рот Марека расплылся до ушей, а поручик Лукаш поперхнулся кофе.
- Жил в Конопиште пан Плашил, заведующий складом фейерверков, - продолжил Швейк, нимало не смутясь. - Однажды он совершенно случайно обнаружил, что половина товара со склада куда-то вдруг делась, а ведь на носу ревизия. Тогда он подговорил некоего пана Ендоурека, чтобы тот ночью пробрался на склад, устроил небольшой разгром, попортил часть товара, в общем, обставил всё как ограбление. За это пан Плашил обещал ему триста тридцать крон. В ночь «ограбления» он убрал всех со склада, а сторожем поставил местного идиота Штепку. К сожалению, пан Ендоурек тоже был идиот и не придумал лучше способа испортить фейерверки, чем их поджечь. Зарево, говорят, видели даже в Рождянах. Штепке потом поставили кенотаф, а пана Плашила и пана Ендоурека посадили за террористический акт. Однако недостачу аудитор, конечно, не обнаружил, так что, в этом смысле пан Ендоурек свою часть договора выполнил. Думаю, когда они через пятьдесят лет выйдут из тюрьмы, ему следует потребовать свои триста тридцать крон.
Марек довольно рассмеялся, а поручик Лукаш шумно затянулся «мемфиской» и залпом допил кофе.
- «Чешский парламент намерен отважно начать ревизию отношений с Россией» - прочёл Ванек.
- О, Господи, неужели опять война! - ахнул Балоун. - Снова лишения, опасности, голод, когда бываешь счастлив облизать крышку от офицерских сардин…
Нахлынувшее воспоминание было столь жутким, что толстяк утратил самоконтроль и хищным движением утащил у Водички шпикачку. Сапёр взрыкнул «Сейчас я тебе устрою «Hajrá a magyar Turulmadár!», но этим его протест и ограничился.
- Взбодритесь, Балоун! - воскликнул Марек. - Где ваше гражданское чувство? Раз уж нам не удалось погибнуть за Государя-императора, мы непременно должны сделать это за Святую Демократию. Будем биться за Бога и Америку до последнего чеха! На этот случай, друзья мои, я уже придумал запись в полковой истории каждому из вас. Вам, Балоун, я припас кое-что особенное. Вы погибнете, спасая семью чеченских геев. В составе диверсионной группы вас забросят под Хасавюрт. Выполняя боевое задание, вы найдёте в горах тайную колонию мужеложцев. Их история тронет ваше суровое, но доброе сердце, и вы примете рискованное решение вывести их в дружественную Грузию. Вы будете тайно пробираться по глухим горам, содрогаясь от завываний боевых треножников Влада Путина. При переходе через Крестовый перевал вас укусит орёл. Вы убьёте Рамзана Кадырова, повредив его шагоход банкой консервированного гуляша из армейского пайка. Погибнете вы, немного не дотянув до Телави. Вы отдадите свою последнюю галету маленькому гею и скончаетесь от голодных колик, в страшных мучениях. Но даже впав в забытье вы сохраните гражданское мужество и до последнего будете бормотать: «Stop racism. Black lives matter.»
- Это называется бодхисатва, - сообщил выглянувший из кухни Юрайда. - Святой, достигший состояния Будды, но отказавшийся от нирваны ради спасения живущих.
Кажется, в жизни Балоуна это был первый случай, когда он не обрадовался появлению повара. От избытка чувств он слопал последнего утопенца Водички, сам того не заметив. Сапёр грозно поинтересовался: «Это кто тут kibaszott fasszopó?» и шумно всхрапнул.
- Зачем нам вообще ссориться с русскими? - спросил Ванек. - Мы уже лет тридцать не видели от них ничего, кроме туристов и заказов на пиво.
- К этому взывает наше обострённое чувство справедливости! - откликнулся Марек.
- Справедливость, это очень важно, - сказал Швейк. - Знал я одного бондаря с Виноград, пана Врбату, очень был справедливый человек. Однажды он прочитал в «Пражском листке», что солдаты Порфирио Диаса отобрали скот у племени чичимеков. Врбате стало так жалко бедных чичимеков, что он объявил Порфирио Диасу войну и даже ввёл против него санкции - так и сказал: «Придёт он ко мне за бочкой, так я не продам, хоть он тысячу крон плати!» И будьте уверены, не продал бы, камень был, а не человек. С тех пор у Врбаты любой разговор, хоть бы и о покупке свиной головы на тлаченку, сводился к Порфирио Диасу и чичимекам, а в трактире «У весёлой свинки», где Врбата бывал каждый вечер, кроме церковных праздников, действовал самый непримиримый кружок антипорфиристов по обе стороны Атлантики. Как-то один залётный хлюст с Градчан не смог показать на карте Армадильо-де-лос-Инфанте (а карта штата Сан-Луис-Потоси висела у них в «Свинке» там, где в трактирах обыкновенно вешают оленьи рога, щучьи головы и всё в этом роде), так ему надавали тумаков и выгнали взашей. Однажды, когда Врбата уже допил пятую кружку, ему сообщили, что Порфирио Диас подавил восстание майя и намерен снова избираться в президенты. Это уже, конечно, была последняя капля. Врбата снял со стены ружье, с которым дед трактирщика охотился в имении князя Шварценберга, и пошёл в Мексику «разобраться с этим негодяем». Порфирио Диасу пришлось бы солоно, да, на его счастье, кто-то рассказал старой Врбатовой. Она догнала мужа почти у Смихова и избила пестиком. Потом Порфирио Диас стал-таки президентом, а Врбату целых три месяца не пускали в трактир «У весёлой свинки», пришлось ему посылать за пивом соседского мальчишку.
- Швейк, вам кто-нибудь говорил, что вы идиот? - риторически поинтересовался поручик Лукаш.
- Так точно, господин обер-лейтенант, говорили! - радостно отозвался Швейк. - Особая военная комиссия. Я - официальный идиот!
- Вашему знакомому следовало подождать годик, - заметил Марек. - После революции Диас эмигрировал в Париж, а до Франции идти гораздо ближе, чем до Мексики.
- Всё нужно делать своевременно, - глубокомысленно ответил Швейк. - Вот я рано выложил бубнового туза и теперь, видно, проиграю партию. Так бы и дал себе по шее.
Лукаш втянул голову в плечи, ожидая новой истории, но Швейк, насупившись, изучал карты и молчал. Поручику подумалось, что именно так себя чувствует висельник, которому на эшафоте обьявили отсрочку казни.На полное помилование надеяться, конечно, было нечего.
- Мэрия Праги переименовала площадь возле российского посольства в площадь Бориса Немцова, - прочитал Ванек и выругался.
Поручик Лукаш зло хлопнул рюмку рома, начисто забыв про кофе. Ему стало жутко. Он внезапно понял, что если в Чехии провести конкурс идиотов, Швейк не сумеет пробиться даже в первую тысячу. От этой мысли неуютно сосало под ложечкой и хотелось напиться.
- Знаете что, товарищи, - промолвил Марек, вставая. Он был непривычно серьёзен. - Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но давайте выпьем за государя Франца Иосифа - последнего приличного правителя Чехии. Слава Государю-императору!
«Слава!» - откликнулся Юрайда, а Швейк с Балоуном, не сговариваясь, грянули «Gott erhalte Franz der Kaiser…» Даже Водичка, так и не очнувшись, промычал: «Tartsa Isten, óvja Isten
Királyunk s a közhazát».
- А вы что об этом думаете, пан трактирщик? - спросил Ванек, осушив кружку до дна.
- Всё это з××ница и д××ьмо, - отрезал Паливец, наливая поручику новую рюмку.
Антон
https://m.vz.ru/news/2022/1/20/1139590.html
